Булат Окуджава – русский поэт и бард, песенное творчество которого в 60–80-х годах ХХ века пользовалось необыкновенной популярностью. Лирико-романтическая направленность его про-изведений проявлялась и в используемой им лексике и фразеологии. Не подлежит сомнению, что лексический строй литературного произведения должен исследоваться в неразрывной связи с его идиоматикой – совокупностью фразеологических и паремиологических единиц. В статье рассма-триваются и особая экспрессивная роль фразеологизмов, и структурно-семантические преоб-разования в их составе, и семантическое обыгрывание устойчивых словосочетаний (в том числе столкновение фразеологически связанного и свободного значений) и т. д. Мы проанализировали фразеологизмы, употребленные поэтом в текстах песен, с точки зрения их происхождения и функ-ционального назначения. В общей сложности нами было обнаружено около 200 примеров. Выявле-но, что используемая поэтом фразеология распадается на несколько групп.
Первая и самая большая группа – это общеупотребительные («общеязыковые») устойчивые словосочетания: черный ход, черный день, пустые обещанья, дальняя дорога, голубая кровь, голубые дали, последняя черта. Эти фразеологизмы, естественно, никакой особой коннотацией не обладают, метафорическая их природа стерлась, и читатель или слушатель воспринимает их в общем ряду нейтральных языковых средств, характерных для разговорной речи. Характерно для песенных тек-стов Б. Окуджавы и столкновение в одном контексте прямого (свободного) и переносного (фразео-логически связанного) значений. Таким образом, можно утверждать, что поэт творчески подходит к фразеологическому богатству русского языка, приводя значения устойчивых выражений в соот-ветствие с идейно-образным строем своих произведений.
Вторая группа используемых Б. Окуджавой фразеологизмов – это словосочетания, навеянные архаичными текстами – библейскими, мифологическими, фольклорными и др.: страшный суд, царь небесный, чертоги златые, райские кущи. Понятно, что песни Окуджавы были рассчитаны на его современников (и особенно на молодое поколение), которым сакральные и исторические тексты были плохо знакомы. Однако, используя мифологические выражения, поэт демонстрирует свою верность традициям русской высокой поэзии, позволяет себе определенную смелость в использо-вании устойчивых выражений библейского и фольклорного происхождения. Так, важнейший для славянской мифологии персонифицированный образ Земли – Мать сыра земля – в стихотворениях Б. Окуджавы выступает то как сырая земля, то как земля сырая, с варьированием порядка слов и, по сути, с десакрализацией исходного понятия.
Третья группа фразеологизмов – это устойчивые словосочетания, отражающие специфику совет-ской эпохи: ковать победу, железное мужество, морально нестойкий, фанерная звезда, прощальных речей торжество, граница на замке и т. п. Фразеологические «советизмы» неизбежны в творчестве поэта (и барда), испытавшего на себе все тяготы социалистического строя.
Многие выражения из песен Булата Окуджавы сами «фразеологизовались», стали устойчивыми словосочетаниями или прецедентными текстами: московский муравей; последний троллейбус; ко-миссары в пыльных шлемах; надежды маленький оркестрик; девочка плачет, шарик улетел; возьмем-ся за руки, друзья. Это – вклад поэта в общерусскую фразеологию и паремиологию, и, соответствен-но, в русское языковое сознание.
Bulat Okudzhava is a Russian poet and bard, whose songwriting enjoyed extraordinary popularity in the 60s–80s of the twentieth century. The lyrical-romantic orientation of his works was also manifested in the vocabulary and phraseology he used. There is no doubt that the lexical structure of a literary work should be studied inextricably with its idiomatics – a set of phraseological and paremiological units. The article examines the special expressive role of phraseological units, structural and semantic transformations in their composition, and the semantic modification of set phrases (including the collision of phraseologically related and free meanings), etc. We analyzed the phraseological units used by the poet in the lyrics from the point of view of their origin and functional purpose. In total, we found about 200 examples. It has been revealed that the phraseology used by the poet includes several layers.
The first and largest group is commonly used (“general language”) stable phrases: черный ход, черный день, пустые обещанья, дальняя дорога, голубая кровь, голубые дали, последняя черта. These phraseological units, naturally, do not have any special connotation; their metaphorical nature has been erased, and the reader or listener perceives them in the general range of neutral linguistic means characteristic of colloquial speech. Characteristic of B. Okudzhava’s song texts are the clash in one context of direct (free) and figurative (phraseologically connected) meanings. Thus, it can be argued that the poet creatively approaches the phraseological richness of the Russian language, bringing the meanings of set expressions in accordance with the ideological and figurative structure of his works.
The second group of phraseological units used by B. Okudzhava are phrases inspired by archaic texts – biblical, mythological, folklore, etc.: страшный суд, царь небесный, чертоги златые, райские кущи. It is clear that Okudzhava’s songs were intended for his contemporary generation (and especially the younger generation), who were unfamiliar with sacred and historical texts. However, using mythological expressions, the poet demonstrates his loyalty to the traditions of Russian high poetry, allowing himself a certain courage in using stable expressions of biblical and folklore origin. Thus, the most important personified image of the Earth for Slavic mythology – Мать сыра земля – in the poems of B. Okudzhava appears either as сырая земля, or as земля сырая, with varying word order and, in fact, with a desacralization of the original concept.
The third group of phraseological units are stable phrases that reflect the specifics of the Soviet era: ковать победу, железное мужество, морально нестойкий, фанерная звезда, прощальных речей торжество, граница на замке, etc. Phraseological “sovietisms” are inevitable in the work of a poet (and bard) who has experienced all the hardships of the socialist system.
Many expressions from Bulat Okudzhava’s songs themselves were “phraseologized” and became stable phrases or precedent texts: московский муравей; последний троллейбус; комиссары в пыльных шлемах; надежды маленький оркестрик; девочка плачет, шарик улетел; возьмемся за руки, друзья. This is the poet’s contribution to all-Russian phraseology and paremiology, and, accordingly, to Russian linguistic consciousness.
Некрасова Е.А. – Бакина М.А. 1982 Языковые процессы в современной русской поэзии. Москва, Наука.
Северская О.И. 2019 Поэтика перестройки и «перестройка» поэтики: о влиянии эпохи на язык русской поэзии 1980–2000 гг. Известия Уральского федерального университета. Серия 2 184, 1, 134–154. (Гуманитарные науки. Т. 21.)
Стернин И.А. 2004 Песня и русское общение. В кн.: Стернин И. А. Песня как коммуникативный жанр. Воронеж, Истоки, 3–6. (Коммуникативное поведение. Выпуск 18.)
Шилов Л. 1989 Поэт и певец. В кн.: Шилов Л. (сост.): Песни Булата Окуджавы. Мелодии и тексты. Москва, Музыка, 5–13.
НКРЯ = Национальный корпус русского языка. http://ruskorpora.ru/new